18 января 2006 г.

Ленинградской блокаде посвящается.

                                                     МАМА – ДОНОР

   Моя мама была высокой, молодой и красивой. Ее даже приглашали сниматься в кинофильме «Петр Первый», но папа почему-то не разрешил. Она работала бухгалтером, а в блокаду была одной из тех самоотверженных ленинградок, которые СБЕРЕГЛИ ЖИЗНЬ в осажденном городе.

   В ноябре сорок первого мама стала донором.

   Вы только представьте себе: истощенная, голодающая женщина, каждый день ходящая пешком за несколько километров на работу, еще и сдает кровь – главную свою силу!

 Она лежала на белом столе, сама вся в белом, и смотрела, как капает в бутылку ее кровь, которая спасет тяжело раненного, умирающего защитника Ленинграда. По телу разливалась слабость, голова слегка кружилась, но на мамином лице была счастливая улыбка. Мама представляла, как анна сегодня принесет домой донорский паек, который полагался за сдачу крови!

    Дома мама сказала, что это у них на работе выдали подарки, которые привезли самолетом с Большой Земли. Она разделила паек поровну на всех. Там была даже белая булка! Мы ели и с благодарностью думали о тех, кто прислал и привез нам эти подарки.

    Потом мы узнали, какую цену платит мама за эти «подарки».

    Кровь полагалось сдавать раз в месяц. В феврале сорок второго маме удалось сдать кровь дважды. После второй сдачи она почти три часа шла от угла Невского и Литейного, где был магазин для доноров, до нашего дома на углу Свечного переулка и Большой Московской улицы. Полторы трамвайных остановки!..

- Больше всего я боялась, что не донесу донорский паек, если не дойду, - призналась она.

- Так что же ты не поела из своего пайка? – спросил дедушка. – Сил бы прибавилось.

   Мама пожала плечами и ответила:

- А мне как-то и в голову не пришло, что я одна буду есть.

А в марте кровь у мамы не пошла. Врач покачал головой, развел руками и велел медсестре налить маме сладкого чаю, который полагался после сдачи крови.

   15 апреля снова пошли трамваи. В этот день умер дедушка. Похоронили его на Охтинском кладбище. На маминой работе сделали фанерный гроб, в тресте «Похоронное дело» на проспекте Нахимсона ( ныне Владимирском) заказали автобус (у меня до сих пор сохранилась квитанция на 46 руб. 30 коп.), а за могилу заплатили хлебом – отдали дневной паек всей семьи.

   Вернувшись с похорон, мама прилегла на кушетку. Я взял книгу, но читать не смог. Перед глазами стоял свеженасыпанный могильный холмик.

- Мама, - негромко спросил я,- а дедушке там не холодно? Мама не ответила.

- Мам! – громче позвал я.

  Мама молчала.

- Мама! – испуганно сказал я, не отрывая глаз от ее серого заострившегося профиля. Потом перевел взгляд на ее грудь, пытаясь уловить дыхание. Грудь была неподвижна…

   Что может быть страшнее для 9-летьнего мальчишки, чем смерть матери? Да еще после похорон дедушки.

- Мама! – закричал я. – Мама!..

Мамины глаза медленно открылись и какое-то время рассматривали потолок и стены, точно не узнавая нашу комнату. Потом остановились на мне, в них появилось беспокойство.

- Ты что, Толюша?

Слезы брызнули у меня из глаз. Я бросился к маме и уткнулся лицом в ее грудь. Рыдания мешали мне говорить:

- Я думал, что ты… тоже… Как дедушка…

Я даже не мог произнести это страшное слово: «умерла»… Мама гладила  меня по волосам, по спине, пока я не успокоился. Тихо сказала:

- Мне кажется, я уже была там, но твой крик вернул меня сюда…

                                                                                                   Анатолий МОЛЧАНОВ