Ольга Матвеева. История моего задержания и административного ареста.

Итак, я на свободе. После 10 суток административного ареста. Освободились мы с Грушей еще вчера вечером, в понедельник 17 июля, в 18.00, из Захарьевского приемника-распределителя Санкт-Петербурга, но писать что-либо капитальное просто не было времени - весь остаток вечера впитывала информацию о происшедших во время саммита событиях от участников и очевидцев, а также из СМИ и Интернета. Ну что ж, начнем по порядку.

            Командир ЛенАКМ Максим Малышев дал задание члену ЛенАКМ тов. Груше сделать макет листовок к саммиту и изготовить сами листовки, а также начать их распространять и дал ей денег для этой цели. К четвергу, 6 июля, листовки были готовы, Груша раздавала их возле Гостиного двора в четверг и в пятницу, раздала часть их для распространения продавцам патриотической прессы возле Гостиного двора, те их тоже раздавали, так что два дня всё происходило без эксцессов. Связь на мобильнике Малышева не работала еще с вечера среды по неизвестной причине, хотя деньги на счету были, так что Груша регулярно звонила весь четверг ему домой, чтобы он или кто-либо от него забрали изготовленные листовки. В то время дома у него была только я, но подъехать к ней не могла, Максим вернулся вечером очень поздно – ездил договариваться о помещении для размещения АКМовцев, которые собирались приехать – не по телефону же о таких вещах говорить, его телефон на прослушивании, что еще раз подтвердили дальнейшие события.

            Надо сказать, что пока Максима не было дома, ему каждые полчаса звонили разные люди, неизменно представлявшиеся журналистами от разных СМИ, в том числе из Москвы от «Независимой газеты» и очень настойчиво интересовались, когда он придет домой. Возможно, кто-то из них действительно был журналистом – у Максима часто берут интервью, но такая активность была более чем подозрительна. Звонила женщина (судя по голосу, уже не комсомольского возраста), никак не представившись, сказала, что хочет вступить в АКМ, телефон нашла на сайте, и настойчиво допытывалась, где находится штаб ЛенАКМ. После ответа, что постоянного помещения нет, а это телефон квартиры, больше вопросов не задала и, резко потеряв интерес, повесила трубку. Звонил сотрудник местного отделения милиции Цветков, единственный, кто прямо изложил, что хочет, чтобы Максим «зашел в отделение для профилактической беседы, так как спущена разнарядка сверху». То же самое продолжалось и в пятницу. Такой повышенный интерес уже говорил о многом.

            В четверг поздно вечером звонил Удальцов. Максима дома еще не было, говорила с ним я – о размещении людей и других технических вопросах. Буквально на следующий день выяснилось, что весь наш разговор известен ленинградским спецслужбам.

            Итак, в пятницу 7 июля, после очередного звонка Груши, я ей сказала, что подъеду к ней на Гостиный Двор минут через сорок. Приезжаю. Время 17.30.

Груша передает мне листовки, мы их вместе обсуждаем, я кладу их себе в пакет, перебрасываюсь несколькими фразами с сидящей рядом пожилой женщиной, торгующей патриотической прессой, тоже раздававшей наши листовки. Со времени моего появления рядом с Грушей проходит буквально три минуты. Всё. К нам подходят трое молодых людей в штатском, один из них предъявляет удостоверение сотрудника МВД. Требуют показать документы. Показываем – я  паспорт, она – удостоверение корреспондента. Забираю свой паспорт обратно из рук сотрудника. Проверяют сумки, находят листовки. На сидящую рядом продавщицу газет, у которой на видном месте лежат те же листовки, не реагируют. Требуют пройти в ближайшее отделение (назвали его 26м, хотя, как выяснилось, это 27е отделение, то есть сотрудники были явно не местные) «для установления личности», хотя они только что это установили по нашим документам. Я несколько удивлена – если их так сильно напрягли наши разговоры по телефону об изготовлении и передаче чего-то, называемого нами «листовками», то они только что убедились, что речь шла действительно о листовках (в которых вообще не было ничего «экстремистского», лишь официальная информация, уже распечатанная в «Советской России», о месте и времени сбора на мероприятия, посвященные саммиту), а не о взрывчатке или хотя бы дымовых шашках. Может, хотят личного досмотра? Ладно, пройдем, мне не жалко, отделение рядом. Груша пытается позвонить Анатолию Оброскову, находящемуся поблизости. У нее тут же отбирают телефон. Видя такое, свой телефон тут же прячу.

            В 27 отделении у нас изымают документы, листовки, Грушин «Удар» с патронами. После примерно получасового ожидания ведут на второй этаж, где нас по очереди допрашивает главный оперуполномоченный уголовного розыска (!!!) данного отделения. Берет объяснения, причем в достаточно хамской форме («будете здесь сидеть день, неделю, месяц, сколько я захочу, столько и будете сидеть», «если у вас пока нет судимости, то это не ваша заслуга, а наша недоработка, любого человека можно найти, за что посадить»). После нас опять ведут на первый этаж и запирают в клетке. К вечеру мне становится ясно, что нас либо выпустят сегодня после совещания с каким-то большим начальством, либо не выпустят (во всяком случае, меня) до конца саммита. К ночи надежда выйти на свободу накрылась окончательно. Что ж, значит, будем сидеть – ничего страшного. Посылаю СМС Удальцовой, Дружининскому, Оброскову, Малышеву (хотя почти без надежды, что получит), его матери, находившейся в больнице, еще нескольким. Груша звонит матери. Теперь надо беречь аккумулятор – заряжать будет нечем. Выключаю телефон.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ